Письма «туда» и «оттуда» - последняя надежда для сотен тысяч разлученных советских людей. Пишет- значит, жив. Пишут - значит, помнят.
МЕМОРИАЛ, Незаконно пизнанный в Росси иностранным агентом.
*как издать книгу по истории
К вопросу о происхождении денег
Старая цена - 1450 руб.
Только в этом месяце
Цена - 1380 руб. *
Право переписки
О письмах, посылках и свиданиях заключенных советских тюрем и лагерей
Письма «туда» и «оттуда» -последняя надежда для сотен тысяч разлученных советских людей. Пишет - значит, жив. Пишут - значит, помнят....
ISBN 978-5-91002-040-9
Москва
Agey Tomesh, 2017.
Международное общество Мемориал
твердый переплет
240 с., ил. тираж 1400 экз.,
Формат: 100х70/16
Вес: 604 г.
История,ГУЛАГ, Мемориал, письма заключенных Гулага
Старая цена - 1450 руб.
Только в этом месяце
Цена - 1380 руб. *
Если Вы знаете кодовое слово - цена будет еще ниже.
Как узнать кодовое слово?
лайкните эту страницу в одной из соцсетей ( кнопки внизу ) и напишите на e-mail: piterbooks@gmail.com
Составители: Ирина Щербакова, Ирина Островская
ISBN: 978-5-98401-013-9
Год издания: 2017
Издательство: AgeyTomesh
В книге рассказывается о переписке политзаключенных советских лагерей 1920-1989-х годов с родственниками и близкими людьми, о возможности и условиях написания писем, возможности получать известия и поддержку из дома, о том, как на воле, вопреки лагерной цензуре, узнавали правду о жизни заключенных.
История человека, арестованного по политическому обвинению, зачастую превращается в историю забвения — человек исчезает внезапно, рвутся все его личные и социальные связи, стирается или вырезается его лицо на общих или даже семейных фотографиях. Книга «Право переписки. Связь воли и неволи: о письмах, посылках и свиданиях заключенных советских тюрем и лагерей» — об обратной стороне этой истории, о существовавшей коммуникации между тюрьмой, лагерем и волей. Чтобы разобраться в часто менявшихся, подчас абсурдных и непонятных правилах, нужно знать множество деталей, недоступных нам ни в каких официальных документах или лагерных циркулярах. Все это находится в самих письмах, на основе которых историки и архивисты из «Мемориала» и построили повествование в этой книге. Письма, посылки, цензура, секретные шифры, формальные и неформальные свидания, разница между ГУЛАГом до войны и после войны, лагерем до смерти Сталина и после — все эти темы подробно рассматриваются в книге. В конце концов у нас остаются истории не писем, а их корреспондентов — авторов писем и их адресатов, рассказанные в тяжелой хронике попыток не потерять связь друг с другом и сберечь свою жизнь до новой встречи в будущем.
Книга издана по материлам выставки Мемориала
«Право переписки»: записки и письма политзаключенных советских лагерей 1920—1980-х годов из архива «Мемориала».
Международный Мемориал, Каретный Ряд, 5/10.
«Когда, наконец, получаешь письмо, быстро и жадно пробежишь его: вот уже и нет его, вот уже и жди до следующего, а когда оно будет? Когда держишь в руках этот листок «оттуда» — какое странное и сложное чувство радости и новой тоски, надежды и неверия, сознания огромного одиночества и горячей ниточки, связывающей тебя с дорогими твоему сердцу» (Вениамин Бромберг. Арестован в 1938 году в Калинине, расстрелян в 1942-м в Магадане).
Зал выставки художник и архитектор Юрий Аввакумов оформил как стандартную советскую посылку. Такие отправляли по всему СССР, в том числе — в лагеря: фанерный ящик, обтянутый бязью, подписанный синим чернильным карандашом. Посетители оказываются внутри посылки, среди списков передач («нижние ватные брюки — 1, верхняя рубашка — 1, варежек — 2, носовых платков — 3 штуки, сухарей — 1 мешочек»), записок, рисунков, обрывков легальных и нелегальных писем на папиросной бумаге, обоях, бересте…
— Мы хотели показать эту сторону лагерной жизни с двух сторон: через тех, кто посылал письма, и тех, кто их цензурировал, — говорит куратор выставки, член правления «Московского Мемориала» Ирина Островская. Оказалось, что найти нормативы лагерной переписки гораздо сложнее, чем ее саму. Рассекреченных и опубликованных приказов и циркуляров практически нет, исторических научных работ — тоже. В результате главным источником информации о переписке стала она сама, каталог выставки превратился в полноценное исследование.
— Первое постановление о переписке выпустили в 1939 году. Какой она была до и после того? Кто учил цензоров? Какие у них были инструкции? Как определялось допустимое количество писем? — спрашивает Ирина Островская. — Мы не знаем. Возможно, документы об этом есть в архивах ФСБ, но нам туда не попасть.
Оказываясь в лагере, человек становился зависим физически: голод, холод, болезни, тяжелая работа, произвол охраны. Переписка оказывалась одним из самых сильных средств психологического давления.
— В лагере письма давали людям ощущение соприкосновения с родными и друзьями, — говорит председатель правления «Мемориала» Арсений Рогинский. — Я помню, как удивлялся, когда в лагерных письмах Флоренского и Вангенгейма читал радостное: «Меня признали ударником». Казалось бы, почему они радуются? А потому, что это дает право на два лишних письма в месяц.
Когда читаешь архивные письма, видишь: раз за разом, из письма в письмо, заключенные пишут родным о несправедливости ареста, о своей невиновности, о честной работе на благо социалистической Родины:
«Здравствуйте, дорогие папа, мама, Костя и Вовочка… Вы знаете, что хоть не виновен, но сейчас такое положение, что рассчитывать на оправдание нет надежды, но знайте, что врагом народа я никогда не был и никогда не вредил. И я хочу, чтобы вы знали это. Для меня будет легче, что мои родные не считают меня преступником. <…> Про меня ни с кем не говорите, в особенности прошу папу, лучше говорите, что меня нет и про меня вы ничего не знаете, а то я боюсь, чтоб не придрались к вам» (Николай Заворотнюк, 4 ноября 1937 года. Расстрелян 4 января 1938 года).
«Я ведь работал на многих работах, и преподавание, и библиотека, и стихи. И кругом работал по-большевистски, не вредил. Думаю, что разберутся освободят. <…> Чист, честен а потому бодр духом» (Василий Малагуша, 1939 год. Освободился в 1947 году).
Письмо-платок Василия Лаищева, 1945 год. Из архива Мемориала
Переписка в тюрьмах была запрещена, но заключенные обходили нормы «социалистической законности» как могли. В 1945 году Василий Лаищев, пермский инженер-геодезист, сидя в КПЗ, нашел платок и красные нитки, и вышил:
«Добрые люди снесите платок по адресу за 20 руб. Молотов ул. Коммунистическая дом № 72 кв. 4. во флигеле. Лаищев Витя или № 70 детясли Ваулиной Поле — няне.
Витя, я в Ташкент не уехал, арестовали и посадили в тюрьму 1/VIII у театра. Оклеветал Цехотский. После суда переведут № 1. Сообщу, живи с матерью, приноси зим. одежду и продукты. Учебу продолжай. Носите передачи пишите и помните обо мне. Подателю деньги отдай, и носите передачи прощай».
Письмо не дошло: в камеру подсадили «наседку» (провокатора), который пообещал, что скоро выйдет на волю, вызвался отнести платок Вите и передал следователю.
Лаищева за «антисоветскую агитацию» осудили на 10 лет лагерей, срок он отбывал, работая на шахте в Инте, в 1949 году попал под завал и инвалидом был списан в страшный инвалидный лагерь в поселке Абезь, откуда освободился в 1955 году. Письмо приобщили к делу, где полвека спустя его и нашел уже немолодой сын Витя.
Портрет заключенного, 1950 год. Из архива Мемориалах.
Альбом с рисунками у художника, в будущем известного авангардиста Юло Соостера, нашли во время шмона. Рисовать виды лагеря и заключенных было запрещено, поэтому альбом полетел в огонь, а Соостеру, когда он кинулся за ним, ударом сапога выбили передние зубы. Спасти удалось только несколько рисунков.
Юло Соостер отсидел в Карлаге 7 лет. В 1948 году Тартуский художественный институт, где он учился, посылал лучших выпускников за границу. Соостер и пятеро его товарищей обсуждали будущую поездку во Францию, за что их арестовали, обвинили в планах захватить самолет и угнать за границу.
Без права переписки
Записка Натальи Шаховской-Шик. Из архива Мемориала
В 1930-е право переписки стало чем-то, определяющим жизнь. Формула «10 лет без права переписки», означавшая на деле расстрел, родилась не случайно.
В Уголовном кодексе такой меры наказания не было, в приговорах ее не писали, но в 1937—1938 годах родные больше 670 тысяч человек, расстрелянных без суда по постановлению «троек», услышали именно это. Только услышали: писать это запрещалось. На выставке есть только один документ, где эти слова написаны на бумаге. Историк, писатель Наталья Шаховская-Шик пришла в справочную НКВД узнать о судьбе арестованного мужа и подала записку: «Ввиду того, что я глухая, прошу ответ мне написать». — «Выслан в дальние лагеря без право (так в оригинале. — Е.Р.) переписки», — написал сотрудник НКВД.
На самом деле муж Натальи, священник Михаил Шик, был расстрелян в 1937 году «за активное участие в контрреволюционной организации церковников-нелегалов». Отец, один из министров Временного правительства, князь Дмитрий Шаховской, расстрелян в 1938 году в возрасте 76 лет «как участник контрреволюционного заговора».
Наталья не была глухой. Одна из немногих, она догадалась, что значит эта фраза. И хотела получить документ с ней.
Двум смертям не бывать?
 
Два свидетельства о смерти Эдуарда Томашевского 1959 и 1989 годов. Из архива Мемориала
Из «дальних лагерей» родных ждали годами, иногда и всю жизнь. Когда мифические «десять лет» кончились, в приемные НКВД, Сталина, Калинина и депутатов Верховного совета посыпались запросы о судьбе осужденных. Начальник 1-го спецотдела НКВД полковник Кузнецов был вынужден доложить наркому внутренних дел Берии: «…полагал бы необходимым <…> впредь на запросы граждан <…> сообщать им устно, что их родственники, отбывая срок наказания, умерли в местах заключения НКВД СССР» (1945 год).
В 1955 году КГБ уточнил: в свидетельстве о смерти нужно ставить дату «в пределах десяти лет со дня ареста» и «причину смерти (приблизительную)». Чаще всего расстрел «приблизительно» заменяли на воспаление легких или кровоизлияние в мозг. Родные Эдуарда Томашевского получили два свидетельства о его смерти: в 1959 году — о том, что он умер от «болезни печени» 10.11.1942 г., и в 1989 году — что расстрелян 2.12.1937 г.
Кликните на одну из социальных кнопок - для нас это важно.
МЕМОРИАЛ, Незаконно признанный в Росси иностранным агентом.
|