Настоящее издание — самое полное на сегодня собрание произведений Роальда Мандельштама (1932–1961),идеолога послевоенной неподцензурной литературы Ленинграа
Старая цена - 690 руб.
Только в этом месяце Цена - 600 руб.
*Если знаете кодовое слово - будет еще дешевле
Роальд Мандельштам. Сборник стихов
Автор: Мандельштам Р.
Издательство: Ивана Лимбаха
Переплет книги мягкий
Год издания: 2021
Страниц в книге: 518
Тираж 2000
Составитель Б. Рогинский
Настоящее издание — самое полное на сегодня собрание произведений Роальда Мандельштама (1932–1961), зачинателя послевоенной неподцензурной литературы, первого поэта, ставшего известным исключительно благодаря самиздату. Роальд Мандельштам, как и его друзья-художники (А. Арефьев, Р. Васми, В. Громов, Р. Гудзенко, Л. Титов, А. Траугот, Вл. Шагин, Ш. Шварц), принадлежит к поколению военных детей, строивших свое искусство и миросозерцание на руинах цивилизации, ощущавших себя одновременно дикарями и наследниками Серебряного века. Стихи Роальда Мандельштама отталкиваются от стилизации Блока, Гумилева, Хлебникова и прорываются в экспрессионистический мир послеблокадного Ленинграда, полный страха и затаенного восторга.
Издание дополнено ранее не публиковавшимися стихотворениями и рисунками поэта.
В издании впервые опубликованы рисунки поэта из собрания Кружновых, а так же портеры и рисунки круга Р. Мандельштама Арефьева, Траугота, Шагина.
Второе издание подготовлено Борисом Рогинским.
За всю жизнь он не напечатал ни строчки, да и сколько было той жизни — всего-то 28 лет...
Внешняя судьба его печальна. С детства — тяжелейшие болезни, подрывавшие и без того хрупкий организм: астма, костный туберкулез... Страшные времена — арест отца, война, эвакуация, удушающая атмосфера сталинизма. Нищета. Морфий — чтобы снять мучительные боли и отрешиться от жутковатых реалий времени. Изгойство, изоляция, обреченность. Ранняя смерть. И в то же время — немыслимая для тех лет творческая свобода.
Однако — да не прозвучит это кощунством — жизнь его была счастливой: Роальду повезло. Правда, не в обывательски-животном смысле — крепкое брюхо и стабильный доход — а в ином, единственно человеческом: повезло найти себя, творить без оглядки... Да и с друзьями тоже. Мандельштам, конечно, был до предела чужд тогдашнему времени, но среди одиночек, парий, среди таких же чуждых он нашел понимание. Его кругом стали художники-авангардисты Арефьев, Гудзенко, Траугот, Васми, столь же "нецензурные", что и он. Эти люди и сохранили для нас его не подлежавшую публикации поэзию.
Стихи Роальда Мандельштама парадоксально опровергают все умозрительные спекуляции на тему того, "какой должна быть литература". На первый взгляд, они насквозь вымышленны, книжны, безжизненны, какими только и могут быть стихи замкнутого болезненного юноши. Формально вполне привычные, академичные, с надлежащим метром, рифмой и дежурно-романтическим набором штампов, к тому же, далеко не везде безупречные с точки зрения техники и вкуса. Однако... всё это лишь на первый (весьма поверхностный) взгляд. Поразительная магическая сила его лучших строк влечет, притягивает, порабощает: их магнетизм не имеет никакой связи с книжными "красивостями" — это другое, более глубинное, и в своей глубинности подлинное. Образность Роальда поистине взрывает традиционную поэтику, которую он внешне блюдет. Скучноватая гармония оборачивается Апокалипсисом.
Дремучий ветер охватил
Наш край, где площади, как ступы —
И молча трупы золотил —
Луны тускнеющие трупы.
И шелест крыл от птичьих стай,
И на знакомые ограды,
Кружась, летит вороний грай,
Как чёрный призрак снегопада.
А как ревут колокола, —
Их рвёт предсмертной, медной рвотой,
Как будто дохнут на колах
У острых звонниц — бегемоты...
Вглядитесь в эту картину! Где вы еще видели такое пиршество, такой монструозный карнавал образов? Страшный и чарующий Петербург, подобный лику медного Петра, предстает перед нами во всей инфернальной силе.
НОВАЯ ГОЛЛАНДИЯ
Запах камней и металла,
Острый, как волчьи клыки,
— помнишь? —
В изгибе канала
Призрак забытой руки,
— видишь? —
Деревья на крыши
Позднее золото льют.
В Новой Голландии
— слышишь? —
Карлики листья куют.
И, листопад принимая
В чаши своих площадей,
Город лежит, как Даная,
В золотоносном дожде.