Леннквист Б.
Мироздание в слове. Поэтика Велимира Хлебникова
Серия: Современная западная русистика
Издательство: Академический Проект
Санкт-Петербург, 1999
ISBN:5-7331-0154-7
Переплет твердый, ламинат
238 с., тираж 1000 экз.,
Формат: 60x100/16
Вес: 340 г.
хлебников биография, велимиром хлебниковым, анализ хлебникова, биография хлебникова Цена - 380 руб.
Книга профессора Университета Або Барбары Леннквист - попытка анализа поэзии одного из сложнейших и интереснейших поэтов XX века Велимира Хлебникова. Автор исследует фольклорные истоки поэтики Хлебникова, особенности его отношения к языку, мировоззренческие основы его приемов и образов. Подробно проанализирован (построчно) текст поэмы "Поэт", одного из центральных произведений Хлебникова, ключевого для понимания его представлений о поэтическом слове.
Связь теории и практики поэта очевидна. (Хотя ранее об этом и велись ожесточенные споры). Необходимо выяснить основания этой связи. Сама поэтическая (здесь и далее подразумевается стиховая организация текста) структура имеет ряд особенностей. Так, теоретики стиха отмечают, что сама стиховая форма моделирует вечность, создавая "четвертое измерение" текста, т.к. в поэтическом тексте "квазипространство" объединяется с "квазивременем" стиха, а основной мерой этого "четвертого" измерения становятся единицы поэтического ритма. Образ вечности создается в стихе за счет "парадигматической сетки стиха"- принципиального тождества стихотворных строк, когда синтагматические отношения текста начинают переходить в парадигматические (Шапир: 1996, 41-50). Это связано с одним из глобальнейших вопросов стиховедения - с критериями разграничения стиха и прозы. Сегментация на строки и вследствие этого возникновение особого - поэтического - ритма, а также особых - парадигматических отношений между элементами разных уровней считается основной характеристикой стиха как такового. <...> подробнее
<...> Но еще за несколько десятков лет до появления книги В. Янкелевича Хлебников предлагал нечто подобное! “Основной закон времени” (главное, по мысли самого Хлебникова, его достижение) имел частное толкование: “3ⁿ - смерть, 2ⁿ - жизнь, 3ⁿ • 2ⁿ - гармония, 3m - 2ⁿ, <где> m > n, - борьба” (РГАЛИ, ф. 527, оп. 1, ед. хр. 77, л. 55 об.). “Доски судьбы” пестрят “уравнениями жизни” и “уравнениями смерти” великих людей. Название одной из глав так и звучит: “Уравнение смертей”; здесь мы можем встретить такой, к примеру, пассаж: “Опытный Закон смерти отцов учения о равенстве взятого как подобные точки во времени очень по<д>ходит закону казни людьми свободы людей власти. И таким образом … великий источник равенства: время” (РГАЛИ, ф. 527, оп. 1, ед. хр. 74, л. 12). Не вдаваясь в рассуждения о справедливости этих положений, отметим одно: поэт уже в начале века осознал важность вопроса о взаимосвязи категорий Смерти и Времени и предложил свою концепцию. <...> подробнее
Русский мыслитель Николай Федорович Федоров (1828-1903) явился, как известно, создателем уникальной в своем роде "философии общего дела". Его универсальное утопическое учение ставило целью преодоление социального и духовного неравенства, враждебного разобщения ("небратства") отдельных людей и целых наций, создание единого гармонического всемирного союза, призванного осуществить "сознательную и могущественную регуляцию" сил земной природы и космоса, а в итоге и в идеале - "победу над смертью", всеобщее спасение и воскрешение всех умерших поколений. При жизни Федорова как мыслителя знали в сравнительно узком кругу, хотя общаться с ним приходилось многим: в течение нескольких десятилетий он служил заведующим каталожным отделением библиотеки Румянцевского музея в Москве. Однако еще при жизни Федорова его идеями интересовались Достоевский, Л. Толстой и Вл. Соловьев, оценивавшие отдельные стороны федоровского учения чрезвычайно высоко. Так, Достоевский отмечал, что "совершенно согласен с этими мыслями"
Толстой, познакомившийся с Федоровым и его планами "общего дела" всего человечества, признавался Фету: "Я горжусь, что живу в одно время с подобным человеком". Эти отзывы стали известны вскоре после кончины философа и оказали большое стимулирующее воздействие на восприятие его идей современниками. Из них, безусловно, всех значительнее были для Андрея Белого слова Соловьева из его письма к Федорову: "Ваш "проект" есть первое движение вперед человеческого духа по пути Христову. Я с своей стороны могу только признать Вас своим учителем и отцом духовным"... подробнее
Если вам интересна эта книга - рекомендуем обратить внимание:
Альми И. "Внутренний строй литературного произведения"
Серия "LiterraTerra" адресована преподавателям, студентам, учащимся, а также всем любителям русской литературы. В новую книгу серии включены статьи по обзору хлассической литературы с точки зрения внутреннего строя произведения.
Альми — мастер краткой историко-литературной штудии на, казалось бы, локальную тему за которой, однако, стоит целостность исследовательских интересов, острая избирательность исследовательского слуха. Так что очертившийся в итоге слитный образ русской литературы больше суммы
представленных слагаемых.
«Фасеточное» зрение автора, глядящего на свой предмет через дробные стеклышки отдельных мотивов, без протяженно-тусклого «советского» монографизма, делает чтение работ Альми легким и увлекательным занятием, несмотря на то что она не вдается в терминологические новации и не чурается привычного историко-филологического инструментария.
В сфере рассматриваемых авторов: Пушкин, Баратынский, Тютчев, Достоевский, Фет, Чехов и др. посмотреть и купить эту книгу
Гречишкин С., Лавров А. "Символисты вблизи" (Статьи, публикации)
Авторы, специалисты по истории русской литературы «Серебряного века» представляют работы, посвященные жизни и творчеству писателей-символистов - Валерия Брюсова, Андрея Белого, Александра Блока, а также статьи и публикации, вводящие в читательский обиход ныне малоизвестные имена, сыгравшие в свое время заметную роль в литературном процессе. Эти публикации основаны на архивных материалах и историко-литературных фактах, прежде не бывших предметом специального рассмотрения.
Из рецензий: Петербургское издательство «Скифия» выпустило сборник статей двух филологов, специалистов по «Серебряному веку» – Александра Лаврова и Сергея Гречишкина. Главные герои книги – Александр Блок, Валерий Брюсов и Андрей Белый. Помещены работы, ставшие научной классикой: Биографические источники романа Брюсова «Огненный ангел», «Волошин и Ремизов». Публикуются воспоминания Константина Эрберга, письма Блока к Дмитрию Философову, Зиновию Гржебину и другим... подробнее
Альми И. "О поэзии и прозе"
Книга Инны Львовны Альми - это своеобразный итог плодотворной работы в течение тридцати лет. Разумеется, речь можно вести об итоге на сегодняшний день, поскольку научная жизнь И.Л. Альми, всеми признанного и ценимого филолога, по-прежнему активно протекает в том же русле - русле классической русской литературы. В сфере ее интересов и поэзия, и проза XIX (отчасти и XX) века. Сочетание, кстати сказать, в филологии нечастое, где предпочтение отдается специализации.
Если говорить о книге, то именем, образующим поэтический центр, является имя Пушкина, а прозаический - имя Достоевского. К пушкинскому центру относятся работы о поэтах близкого Пушкину круга - Баратынском, Батюшкове, а также и о Тютчеве, Некрасове, Ахматовой, Пастернаке.
Впрочем, Пушкин интересует И.Л. Альми во всех ипостасях: отдельный раздел - "Автор, герой, традиция" - представлен статьями "Статус героя в пушкинском повествовании", "Об автобиографическом подтексте двух эпизодов в произведениях А.С. Пушкина", "Пушкинская традиция в комедии Гоголя "Ревизор"".
"Прозаический" раздел, кроме статей о творчестве Достоевского, включает исследования об "Отцах и детях" Тургенева и "Мастере и Маргарите" Булгакова... подробнее
В. Хлебников. Поэтический космос: от поэтического элемента к мифу АКУЛОВА В.К.
I. Поэтический космос
Связь теории и практики поэта очевидна. (Хотя ранее об этом и велись ожесточенные споры). Необходимо выяснить основания этой связи. Сама поэтическая (здесь и далее подразумевается стиховая организация текста) структура имеет ряд особенностей. Так, теоретики стиха отмечают, что сама стиховая форма моделирует вечность, создавая "четвертое измерение" текста, т.к. в поэтическом тексте "квазипространство" объединяется с "квазивременем" стиха, а основной мерой этого "четвертого" измерения становятся единицы поэтического ритма. Образ вечности создается в стихе за счет "парадигматической сетки стиха"- принципиального тождества стихотворных строк, когда синтагматические отношения текста начинают переходить в парадигматические (Шапир: 1996, 41-50). Это связано с одним из глобальнейших вопросов стиховедения - с критериями разграничения стиха и прозы. Сегментация на строки и вследствие этого возникновение особого - поэтического - ритма, а также особых - парадигматических отношений между элементами разных уровней считается основной характеристикой стиха как такового (Томашевский 1959; Тынянов 1965; Бухштаб 1969; Лотман 1972; Гаспаров 1993; Широлапова 1995; Невзглядова 1997 и др.). Зачем же Хлебникову понадобилась поэтическая форма для выражения своих основных идей ? - Сам космос Хлебникова принципиально поэтический, построен по законам стиха. (Ср. Орлицкий 1996 о доминировании стихового начала у Хлебникова).
II. Малые верлибры Хлебникова
Это можно проследить на примере малых верлибров Хлебникова. Верлибр как система, актуализирующая саму стиховую форму (Тынянов). Происходит не прозаизация поэтической речи, а наоборот - поэтизация прозаической за счет самой поэтической формы. Ритмоорганизующими элементами верлибра становятся все уровни поэтического языка, максимально актуализируются парадигматические отношения поэтических элементов разных уровней. "Тынянов указал на обыкновение Хлебникова подвергать ритмизации все уровни стихотворного текста, на универсальное значение верлибра, которое имело место у поэта. Ритмизация в хлебниковских текстах осуществляется при минимальном участии собственно ритмического уровня, ритма. Эту функцию берут на себя другие уровни."- Бирюкова: 1995, 8 (Исследовательница понимает здесь ритм в узком значении - метр, размер. Здесь же речь пойдет о ритме "как смене эмоциональных напряжений и разряжений" - Харлап: 1985,15; о ритме как "нерве стиха" - Маяковский). Значение хлебниковского верлибра отмечено и в манифесте футуристов - альманах "Садок судей II" (1913): "Нами сокрушены ритмы. Хлебников выдвинул поэтический размер живого разговорного слова. Мы перестали искать размеры в учебниках; всякое движение рождает новый свободный ритм поэту." (цит. по: Поэтические течения в русской литературе конца ХХ - начала ХХ века. - М., 1988). Однако можно отметить и большую разницу в задачах употребления формы верлибра и ее функциях у футуристов и у Хлебникова. Этот момент примыкает к общей проблеме неоднозначного отношения Хлебникова с футуризмом (Лившиц, Марков, Weststeijn, Дьеринг-Смирнова и Смирнов, Седакова и др. ). Малая же форма - как обладающая особой концентрацией, напряжением - наиболее наглядно воплощает основные идеи Хлебникова: "Мелкие вещи тогда значительны, когда они так же начинают будущее, как падающая звезда оставляет за собой огненную полосу; они должны иметь такую скорость, чтобы пробивать настоящее..." - СП, II, 8.(См. Рыжкова Л.В. Структурно-композиционные особенности текстов малой формы - 1995).
III. Ритм. Логос. Всетождество. Число. Слово. "Вера четырех измерений". Миф
Поэтическая форма как обладательница ритма. (Это одно из основных свойств поэтической формы - отмечает ряд исследователей, упомянутых выше). Верлибр же - актуализация поэтического ритма, максимальная семантизация его.(Тынянов). Ритм у Хлебникова - философское понятие, сопоставимое с Мировым Ритмом-Логосом Гераклита. Все сущее живет благодаря Мировому Ритму, который возникает из напряжения между противоположностями: ано и като, арсис и тезис, путь туда-сюда или вверх-вниз (Фрагменты ранних греческих философов: 1989). У Хлебникова - "качели", "молнии", "волны", "колебания", "пляска коромысла", Гамма Будетлянина, идея "зверь + число" (напряжение между шагом вперед (число) и шагом назад (зверь).(Значение понятия ритма для Хлебникова отмечает ряд исследователей: Марков 1994, Дуганов 1990, Ланн 1983 (настаивает, что все творчество Хлебникова - сплошная "ритмопея"), Башмакова 1995).
Это - с одной стороны - принцип мифологического мышления ("неотчетливое разделение субъекта и объекта, предмета и знака, вещи и слова,существа и его имени, вещи и ее атрибутов, единичного и множественного, пространственных и временных отношений, начала и принципа, т.е. происхождения и сущности... то, что в научном анализе выступает как сходство, в мифологическом объяснении выглядит как тождество." - Мифы народов мира: 1991,13); возможная взаимозаменяемость элементов - бриколаж (Леви-Стросс: 1968), характерный для творчества поэта в целом (Baran 1985; Бирюкова 1987; Гарбуз 1989; Кусков 1987; Седакова 1990 и др.). Отсюда следует важное в поэтике мифа и в поэтике Хлебникова понятие метаморфозы ("Миф - это всегда трансформация" - Ланцова: 1995,2) (Марков 1994; Бирюкова 1995; Ланцова 1995). "Столь существенная в поэтике обоих /П.Филонов и В.Хлебников/ сквозная тема всеобратимости-метаморфозы-взаимоперетекания человека и природы, живого и неживого, органического и неорганического также восходит к архетипике древнейшего мышления"- Кусков: 1987,100-101.
С другой стороны - это реализация важной для всего творчества поэта идеи тождества, всеединства. Ритм верлибра организован поэтическими элементами разных уровней, а следовательно, акцентирует их соположенность, глубинную одноприродность, актуализируются парадигматические отношения текстовых элементов. Так, для малых верлибров Хлебникова характерен в качестве гармонизирующей структуры - изосинтаксизм, подчеркивающий парадигмальные отношения элементов. (Скулачева 1996 - это частично отмечает). "...в поэтическом мире Хлебникова все частное, единичное и конечное восходит к единому и бесконечному... Всегда и везде, в большом и малом, он находил всеобщие связи и стройные закономерности космоса, устроенного ритмом и гармонией подобно творению поэта" - Дуганов: 1990, 79. Б.Леннквист (1999) как раз анализирует тождество и взаимозаменяемость противоположных начал у Хлебникова как основу философского и творческого миропонимания поэта.
Здесь же, в связи с идеей всеединства важно отметить и хлебниковскую идею числа: "Многие соглашаются : бывающее едино. Но никто еще не воздвигал своего жертвенника перед костром той мысли, что если все едино, то в мире остаются только одни числа, то есть числа и есть не что иное, как отношения между единым, между тождественным, то, чем может разниться единое..."- ЦГАЛИ - цит. по Дуганову:1990,48. Числа - это отношения между единым и в то же время общее основание всего сущего.Эта идея, однако, соотносится с идеями Анаксагора о "доле"(мере, числе): "Во всем содержится доля всего", "Чего в каждой отдельной вещи больше всего содержится , тем она с наибольшей ясноразличимостью была и есть"- Фрагменты ранних греческих философов: 1989,515; здесь уместно вспомнить и пифагорейскую школу - последнее, в частности, отмечает Силард 1991, Леннквист 1999. Кроме того, идея числа одной стороной связана с Мировым Ритмом ("зверь+число", "колесо рождений", "закон поколений", поиски Хлебниковым законов истории - пульса истории), другой стороной она воплощает хлебниковскую "веру четырех измерений" ("Ветка вербы") и волновую, энергетическую ("энергийную" - Дуганов 1990) природу сущего (что связано и с современными Хлебникову научными достижениями - ТО Эйнштейна, четырехмерным пространством-временем Минковского, ритмами солнечной активности Чижевского и т.п.). Так, хлебниковский мифологизированный образ V-1 ("я - веселый корень из нет-единицы", "корень из нет-себя", русалка и т.п.) воплощает хлебниковское "четвертое измерение" (перпендикуляр к оси времени, "постройка высоты по отношению к ширине времени, т.е. создание добавочного размера" - СП,V,271).(Никитаев 1992; Бемиг 1996; Вестстейн 1995; Леннквист 1999).
Поэтическая форма и тут органично выражает основные хлебниковские идеи. В стихе ритм, "вытесняющий и замещающий "реальное" время, сам начинает играть роль поэтического времени", это "квазивремя" (Шапир: 1996,42). В стихе есть и "квазипространство" (это стиховое измерение, в котором строки принципиально тождественны, а следовательно, и элементы, составляющие эти строки, соотносимы между собой). В верлибре (как уже было отмечено) особый ритм - когда традиционные ритмические элементы отсутствуют, а функцию создания ритма выполняют другие уровни текста, принадлежащие к "квазипространству" стиха (синтаксический, фонетический, лексический, графический). Т.о., на уровне самого текста реализуется идея единства времени и пространства, столь важная для Хлебникова. Ритмические "сдвиги" стиха Хлебникова можно квалифицировать как "скачок из одного измерения пространства в другое через прерывистый барьер времени. И каждый временной срез находит в стихах Хлебникова свое ритмическое выражение" (Кедров: 1982,88). Это относится к большинству поэтических произведений Хлебникова, в частности, к его верлибрам и к явлениям макро- и микрополиметрии (Гаспаров, Боранбаева, Башмакова, Ланцова и др.). Ритм верлибра связан и с идеей вечности, но вечности всевременной, а не вневременной.(Тождество строк как тождество "квазивремен" и возможность возврата, обратимость времени - характерно для любого стиха (Шапир: 1996,49), но в верлибре эта идея выходит на первый план за счет акцентирования этого тождества). Для Хлебникова же характерно как раз такое "всевременное бытие" (Кусков 1987; Кедров 1982, 1989; Вроон 1996 и др.).
Но Мировой Логос, Ритм, Разум это еще и Слово (в его мифологическом понимании). В поэтическом тексте слово претерпевает мифологические метаморфозы ( "...слово, умирая рождает миф и наоборот.." - из манифеста футуристов в альманахе "Садок судей-II". Это вполне сопоставимо с пониманием А.Ф.Лосева, для которого "Имя есть свернутый Миф и наоборот", в одноименном наброске 30-х годов). Слово у Хлебникова, как в мифе, максимально приближено к вещи (ср. у Платона "Кратил", теория именования - Романенко 1989,1992; Weststeijn 1983, лингвистические споры о природе языка средних веков, ХIХ века). Но Хлебников идет дальше. Его интересует внутренняя жизнь слова ("слово живет двойной жизнью"- Творения: 1986,632), структура слова, слово как вселенная.(см. Б.Лившиц 1989 о слове у Хлебникова). А слово слагается из букв, как вселенная из стихий (stoicheia - греч. "буквы") - (Дуганов: 1990,8). Возникает "звездная азбука" Хлебникова и основанный на ней "звездный язык". В стихотворных текстах, особенно в верлибрах, и наиболее часто в малых верлибрах Хлебникова буквы-звуки (Хлебников принципиально не делал разделения) так же, как и другие поэтические элементы начинают выполнять ритмообразующую функцию, отсчитывая пульс вселенной. "В мелких стихотворениях способом преодоления /.../ предметно-бытового значения слова, нормы словоупотребления и возвращения слову его бытийного, вневременного значения движения, образа /.../ становится изменение роли звука в слове. Звук становится подвижным относительно слова. Слово в значении предмета - лишь одно из возможных звуковых сочетаний, которые выделяются в сопоставлении слов (или форм), близких по звучанию, но разных по значению. Движение звуковых сочетаний, т.е. образ, лишается источника. Это движение и является сюжетом стихотворения" - Бирюкова: 1989,42. Можно привести целый ряд примеров (особенно яркими являются как раз малые верлибры поэта: "Из мешка...", "Сон то сосед снега весной...", "Па-люди", "Приятно видеть..." и др.). Буквы-звуки в системе Хлебникова мифологизированы. Когда они выступают в роли поэтических элементов, их мифологическое значение актуализируется за счет ритмических и парадигматических качеств данных элементов и определяет движение стихотворного текста.
Сама форма стиха (малые верлибры) влияет и на художественную структуру основных образов Хлебникова ("качели", "пляска коромысла", "волны", "лучи", "молнии", "колебания" - образы волновой, "энергийной" природы мира, движения, Мирового Ритма ; "V-1"(мнимые числа), "русалка", "мава" - образы-метафоры единства времени и пространства, "четвертого измерения"; "слово", "вещь", "мотыльки", "бабочки", "мешок слов", "звуки азбуки" - образы языка, речи и т.п.) - они предстают в максимально сконцентрированном, универсальном виде ("чтобы пробивать настоящее").
IV. Заключение.
Таким образом, поэтический текст Хлебникова можно охарактеризовать как мини-модель мира Вселенной Велимира Хлебникова, моделирующую космос (макрокосм) на всех уровнях структуры стиха (микрокосм) за счет особой ритмической организации и самой формы стиха (ритм в широком понимании как Мировой Логос, парадигматические отношения всетождества, актуализация "наималов языка"(Хлебников) - поэтических элементов звуко-буквенного уровня с их мифологическим значением в системе поэта, связь квазивремени и квазипространства стиха ) и таким образом приближающуюся в этом отношении к мифу. У Хлебникова "показательна тенденция к превращению каждого языкового элемента в своего рода малую универсалию, способную, с одной стороны, нести в себе сугубо специфическую информацию, а с другой, отражать все иные малые миры" - Кусков: 1987, 94. Верлибры же и другие ритмические сдвиги в стиховой форме дают возможность организовывать поэтические элементы в соответствии с замыслом художника, актуализируя особенности стиховой формы как таковой, отчего эти элементы приобретают максимальную семантическую нагрузку и вовлекаются в особые отношения разноуровневых структур, трансформируясь в творчестве Хлебникова в мифопоэтические элементы. "Такое слово /слово Хлебникова/ основано на художественном тождестве микрокосма стихотворения, космоса поэзии и макрокосма природы" - Дуганов: 1990,106.
Литература:
1. Бирюкова А.С. Мера возможного в сюжетах Хлебникова: "восстание вещей" (поэма "Журавль") // Тезисы докладов III Хлебниковских чтений. Астрахань,1989. С42.
2. Бирюкова А.С. Метаморфоза в ритмическом воплощении В.Хлебникова // Russ. Lit. 1995. Vol.XXXVIII. №4. Pp.361-367
3. Вестник общества Велимира Хлебникова. М.,1996 (статья Ю.Б.Орлицкого)
4. Дуганов Р.В. Велимир Хлебников: Природа творчества. М.,1990.
5. Кедров К. "Звездная збука" В.Хлебников: литературоведческая гипотеза//Лит. учеба.1982. №3. С.78-89.
6. Кусков С.И. Проблематика универсального языка в контексте П.Филонова и В.Хлебникова // Культура средних веков и нового времени. М.,1987. - С.92-103.
7. Ланцова С.А. Морфология и исторические корни хлебниковской метаморфозы ("Змей поезда") // Russ. Lit. 1995. Vol.XXXVIII, № 4.- Pp.409-434.
8. Леннквист Б. Мироздание в слове. Поэтика Велимира Хлебникова. СПб.,1999.
9. Лившиц Б. Полутораглазый стрелец . М.,1989.
10. Седакова О. О границах поэзии. В.Хлебников в новейших зарубежных исследованиях // Русская литература в зарубежных исследованиях 1980-х годов. - М.:1990.(обзор работы Ж.-К. Ланна 1983)
11. Силард Л.Математика и заумь//Заумный футуризм и дадаизм в русской культуре.Bern:1991,С. 333-352.
12. Скулачева Т.В. Свободный стих В.Хлебникова // Язык как творчество. М.,1996.
13. Харлап М.Г. О понятиях "ритм" и "метр" // Русское стихосложение: традиции и проблемы развития. М.,1985.- С.11-29. 14. Хлебников В. Творения. М.,1986.
15. Шапир М.И. Стих и проза: пространство-время поэтического текста // Славянский стих: Стиховедение, лингвистика и поэтика. М.,1996. - С.41-50.
<...> Державинские «переростыши» дышат гиперболизмом — эмоциональным ли, цветовым ли. Тютчевское замедленно льющееся словообразование несет в себе противоположную тенденцию — умиротворяющее воздействие особого рода. Оно связано с той магией, которой обладают у Тютчева понятия «сон, дремота». Они распространяют состояние, близкое заражению. В стихотворении даже есть зримое воплощение такого заражения — волнообразное движение колосьев. Эмоциональную гамму дополняет тусклый свет, озаряющий всю картину. <...> подробнее
Если вам интересна эта книга - рекомендуем обратить внимание:
Овечкин С. "Пролеткульт будущего"
В книге объединены статьи и лекции по русской литературе молодого филолога Сергея Овечкина (19.09.1969 - 24.06.2007), написанные и прочитанные в 2005-2007 годах, то есть в последние два года жизни.
Менее всего это "сборник работ", более - начало работы. При всей завершенности отдельных статей, они лишь часть незаконченного дела, и речь тут не только о филологии.
Тексты комментированы беседами автора с коллегами и единомышленниками, а также фрагментами из писем, имеющих отношение к теме.
Все иллюстрации авторские.
Книга адресована широкому кругу читателей-гуманитариев и пролетариев, а также студентам первых и прочих курсов и всем заинтересованным. подробнее
Гречишкин С., Лавров А. "Символисты вблизи" (Статьи, публикации)
Авторы, специалисты по истории русской литературы «Серебряного века» представляют работы, посвященные жизни и творчеству писателей-символистов - Валерия Брюсова, Андрея Белого, Александра Блока, а также статьи и публикации, вводящие в читательский обиход ныне малоизвестные имена, сыгравшие в свое время заметную роль в литературном процессе. Эти публикации основаны на архивных материалах и историко-литературных фактах, прежде не бывших предметом специального рассмотрения.
Из рецензий: Петербургское издательство «Скифия» выпустило сборник статей двух филологов, специалистов по «Серебряному веку» – Александра Лаврова и Сергея Гречишкина. Главные герои книги – Александр Блок, Валерий Брюсов и Андрей Белый. Помещены работы, ставшие научной классикой: Биографические источники романа Брюсова «Огненный ангел», «Волошин и Ремизов». Публикуются воспоминания Константина Эрберга, письма Блока к Дмитрию Философову, Зиновию Гржебину и другим... подробнее
Альми И. "О поэзии и прозе"
Книга Инны Львовны Альми - это своеобразный итог плодотворной работы в течение тридцати лет. Разумеется, речь можно вести об итоге на сегодняшний день, поскольку научная жизнь И.Л. Альми, всеми признанного и ценимого филолога, по-прежнему активно протекает в том же русле - русле классической русской литературы. В сфере ее интересов и поэзия, и проза XIX (отчасти и XX) века. Сочетание, кстати сказать, в филологии нечастое, где предпочтение отдается специализации.
Если говорить о книге, то именем, образующим поэтический центр, является имя Пушкина, а прозаический - имя Достоевского. К пушкинскому центру относятся работы о поэтах близкого Пушкину круга - Баратынском, Батюшкове, а также и о Тютчеве, Некрасове, Ахматовой, Пастернаке.
Впрочем, Пушкин интересует И.Л. Альми во всех ипостасях: отдельный раздел - "Автор, герой, традиция" - представлен статьями "Статус героя в пушкинском повествовании", "Об автобиографическом подтексте двух эпизодов в произведениях А.С. Пушкина", "Пушкинская традиция в комедии Гоголя "Ревизор"".
"Прозаический" раздел, кроме статей о творчестве Достоевского, включает исследования об "Отцах и детях" Тургенева и "Мастере и Маргарите" Булгакова... подробнее
Феномен смерти в художественном мире Велимира Хлебникова (К постановке проблемы) К. Пашкин
В статье рассматриваются возможные пути исследования проблемы смерти в художественном мире Велимира Хлебникова, определяемые актуальностью вопроса, его спецификой, а также взаимосвязью с современными стратегиями научного поиска.
В настоящее время, время смены научных парадигм, переосмысления методов и самой сущности исследовательской деятельности, одной из главнейших point гуманитарного знания становится тема смерти. Прочно связанная с современными моделями теоретического поиска, располагающимися на территории постклассического пространства, смерть становится “индикатором человеческой аутентичности” (А. Демичев); сама “тьма жизни рассеивается при свете смерти” (М. Фуко).
Танатология, фактически только формирующаяся как самостоятельная отрасль философии, сосредоточивается на феномене смерти как единственном своем объекте, весьма специфическом, не адекватном накопленным в научном и культурном поле предшествовавших традиций методам исследования. Она подходит к проблеме смерти, естественно, в корне иным путем, не имеющим аналогов во всей истории науки Нового времени.
Смерть мыслится не только как физическая конечность, более того, не столько как конечность вообще. Сближаемая с категориями Телесности, Игры, Текста и др., она становится новым инструментом постижения “реальности” и достижения “истины” (понимаемых, конечно, в русле постклассической философии и постструктуралистского литературоведения сугубо как фантомы) в бесконечности саморефлектирующего путешествия мысли.
Однако же теоретические изыскания в данном случае не только не становятся чем-то отдаленным, посторонним по отношению к различным, вполне “прикладным” проблемам, накопившимся в современном обществе; наоборот, действительность показывает, что без осмысления самого феномена смерти (и как физиологического события, и как теоретической категории) невозможно решить, например, такой важный вопрос, как определение культурного статуса и правового поля эвтаназии (совсем недавно принятый закон об эвтаназии в Голландии, завершивший цепочку реформ 1980 – 1992 – 2001 гг., по сути является революционным событием, демонстрирующим серьезные сдвиги в ментальности Запада).
Замалчивание, вынесение темы на “задворки” социального пространства (не секрет, что до сих пор говорить о смерти в приличном обществе если не запрещено, то уж во всяком случае “неприлично”) в очередной раз оказало “медвежью услугу” цивилизации (ранее то же происходило со многими вопросами религии, пола и т. д.). Смерть, похоже, действительно является, или, во всяком случае, являлась совсем недавно, “порнографией нашего времени” (Г. Горер), а вместо необходимого развития культуры смерти человек XX века предпочитает оставаться в пределах инфантильного к ней отношения, не понимая, что страдает от этого в первую очередь он сам.
Но tempora mutantur… Сегодня складывается иная ситуация, и доказательством тому – обилие теоретических и прикладных работ самых разных отраслей знаний, так или иначе посвященных вопросам смерти.
Естественно, что они были подготовлены трудами ряда мыслителей (в основном XX века). Не останавливаясь перед пугающей перспективой “вечной тьмы”, радикальные интеллектуалы последовательно сконструировали своего рода Некрополь, фундированный целым сонмом “скончавшихся идолов” всей предшествовавшей эпохи. Так, вслед за “смертью Бога”, определившей философию Ф. Ницше, последовала цепочка “смертей”: “смерть Культуры” (О. Шпенглер), “смерть Человека” (М. Фуко), “смерть Автора” (Р. Барт). Как пишет А. В. Демичев: “Смерть Бога” не была одноактной пьесой, продолжение было неизбежным” [4 : 161].
В итоге вся гуманитарная мысль XX века формируется и определяется “в веселом утверждении смерти” (Ж. Батай).
На исходе XX века была заложена и “база” отечественной танатологии (1).
Таким образом, понятно, что, если ориентироваться на общетеоретические и, так сказать, определяющие саму область нового направления труды, сегодня становятся особенно актуальными исследования, касающиеся вопросов смерти в самых разных аспектах исследовательской деятельности, особенно в гуманитарных областях.
Будучи до недавнего времени “авангардной темой” в науке, тема смерти вовсе не была авангардной в литературе. Достаточно вспомнить знаменитую “Смерть Ивана Ильича” Л. Толстого. Однако же только авангард как художественное течение (под этим термином мы подразумеваем все неклассические школы XX века, как в русском, так и западном искусстве) в своей теории и практике обращается к теме смерти как одной из основных (а то и самой главной). По отношению к отдельным представителям авангарда (обэриуты, дада, театр абсурда и др.) подобный взгляд уже не раз высказывался и закреплен не в одном десятке работ (2).
Однако же парадоксальным образом эта проблема не была экстраполирована на творчество, может быть, самого главного представителя не только отечественного, но и мирового авангарда – философа, драматурга и поэта Велимира Хлебникова. Между тем исследователи не раз высказывались о необходимости изучения этого вопроса (напр., [2 : 499]), о его важности для осознания и понимания творчества Хлебникова. Тем не менее до сих пор не появилось не только монографии, но даже статьи (!), целиком и полностью посвященной этой теме, в то время как ценных наблюдений, интересных идей и попутных замечаний, связанных с разработкой “танатологической составляющей” в художественном мире Будетлянина, было высказано немало (3). Однако все они, не будучи связаны единой системой, цельным подходом, являются только “смысловыми пятнами”, частными рассуждениями, встречающимися то тут, то там в океане велимироведческих работ.
Особенно важным изучение феномена смерти, реконструкция философско-художественных представлений, определенных этой проблематикой, в творческом преломлении наследия художника представляется в связи с последними исследованиями, показывающими четкую преемственность постмодернистских парадигм с идеями Хлебникова.
Ф. Пекарский, вскрывая отдельные конкретные “точки соприкосновения” Будетлянина с рядом философов, принадлежащих к постклассической школе, приходит к выводу, что “В. Хлебников может и должен быть интерпретирован как мыслитель … создавший разветвленную философскую систему и выступивший резонатором идей, впоследствии детально разработанных в рамках социальной философии XX века … и предвосхитивших многие концептуальные установки постмодернизма” [7 : 13] (4).
А, как мы уже говорили, именно современная “авангардная”, “пост-” научная мысль самоотверженно обозначает смерть главным атрибутом своего бытия.
Кроме того, существует ряд других моментов, в связи с которыми исследование феномена смерти в рамках философско-художественной системы В. Хлебникова, представляется особенно перспективным.
В велимироведении давно уже установился такой подход к творчеству Будетлянина, который можно было бы назвать мифопоэтическим. В этом вопросе сходятся, пожалуй, все специалисты.
В то же время именно в мифе, как явленной человеку в своей непосредственной данности действительности (А. Ф. Лосев), где отсутствует нудительный пафос непременного досконального познания (если не познания вообще), мы, скорее всего, обнаружим наиболее адекватную картину понимания или, лучше, ощущения смерти. Как пишет Ю. В. Хен: “Мифы, будучи средством фиксации древних представлений о происхождении мира, явлениях природы, богах и героях, – источники, наиболее близко стоящие к менталитету, “вытекающие” непосредственно из него, что дает основания предполагать, что в них наиболее точно отражено действительное отношение человека к смерти, хотя и в завуалированном, иносказательном виде” [8 : 64].
Есть и еще один момент. Запрет на “принятие” смерти в культуре неизбежно означал и забвение самого Времени. “Смерть, – пишет А. В. Демичев, – в архаических обществах выступала растратчицей памяти, оператором забвения, разрушительницей истории. … Табу мертвецов одновременно было и табу истории, табу времени” [4 : 35-36].
Новые цивилизации принимают смерть как неизбежность, оставляя, однако, ее “на попечение” религии.
Таким образом, Смерть и Время оказались как бы разорванными, не принадлежащими друг другу: если первая проблема “проходит” по ведомству церкви, то вторая становится обязательной для мирских философов (5).
Поэтому, когда исследователи вплотную занялись вопросами смерти, связь этих двух фундаментальных категорий оказалась одной из самых трудных задач. Привычная трехчленная стратификация “прошлое – настоящее – будущее”, очевидно, “не работает”, когда на гносеологическом горизонте появляется смерть. “… С точки зрения заинтересованного субъекта, собственная смерть – это будущее, которое никогда не наступает; или, лучше сказать, будущее смерти грядет, никогда не становясь настоящим…” [9 : 22]. Фактически только с выходом основополагающего труда французского философа В. Янкелевича “Смерть”, в котором основой аналитической системы является первая в истории человеческой мысли “типология” Смерти по ее темпоральным характеристикам, можно говорить о если не решении, то весьма продуктивной гипотезе, обозначающей позитивную интеллектуальную перспективу (6).
Но еще за несколько десятков лет до появления книги В. Янкелевича Хлебников предлагал нечто подобное! “Основной закон времени” (главное, по мысли самого Хлебникова, его достижение) имел частное толкование: “3ⁿ - смерть, 2ⁿ - жизнь, 3ⁿ • 2ⁿ - гармония, 3m - 2ⁿ, <где> m > n, - борьба” (РГАЛИ, ф. 527, оп. 1, ед. хр. 77, л. 55 об.). “Доски судьбы” пестрят “уравнениями жизни” и “уравнениями смерти” великих людей. Название одной из глав так и звучит: “Уравнение смертей”; здесь мы можем встретить такой, к примеру, пассаж: “Опытный Закон смерти отцов учения о равенстве взятого как подобные точки во времени очень по<д>ходит закону казни людьми свободы людей власти. И таким образом … великий источник равенства: время” (РГАЛИ, ф. 527, оп. 1, ед. хр. 74, л. 12). Не вдаваясь в рассуждения о справедливости этих положений, отметим одно: поэт уже в начале века осознал важность вопроса о взаимосвязи категорий Смерти и Времени и предложил свою концепцию.
В. Хлебников как автор, отличающийся особой тягой именно к философской, теоретической рефлексии, и в своем художественном творчестве, и в научных сочинениях всегда стремится к осознанию и разрешению проблем, так сказать, предельно онтологического плана: все его “осады” тематизируются в системе координат глобальных, “вечных”, “проклятых” вопросов, которые, в итоге, обязательно маркируются присутствием смерти.
Недаром классический для велимироведения анализ поэмы “Ночь перед Советами”, выполненный Р. В. Дугановым, в своей финальной части открывается следующими строками: “В конечном счете перед нами столкновение жизни и смерти…” [5 : 278]. Таких примеров – огромное количество (7).
Перспективным материалом для исследования феномена смерти в художественной картине мира В. Хлебникова представляется материал его драматических произведений, “мелких вещей” (Р. Якобсон) и философских сочинений. Если первые становятся некой “питательной средой” (8), “плавильным тиглем”, в котором репрезентируются, трансформируются, сталкиваются самые разнообразные идеи, концепции, представления (это явление можно обозначить как своего рода “сверхполифонию”); то во втором случае мы зачастую имеем дело с кратким, точным, иной раз даже афористическим изложением той или иной позиции автора. “Мелкие вещи”, кроме своих сугубо эстетических, художественных достоинств, становятся своеобразными “вехами”, отмечающими эволюцию мысли поэта-философа. При этом и те, и другие всегда несут на себе печать “осады” Бытия, напряженного стремления проникнуть за границу, отделяющую жизнь от смерти, “вывести” смерть на территорию жизни, и, оперируя скальпелем “дифференциально-аналитического” метода, сорвать чадру тайны с самого Ничто.
Характерно, что большинство драматических сочинений Хлебникова не просто обязательно содержит событие смерти, но само это событие неизменно становится ключевым художественным фактом действия, а его концептуальное осознание, интеллектуальная и эмоциональная реакция – основным художественным смыслом произведения.
И, наконец, в своих статьях, эссе Хлебников эксплицирует собственные теоретические построения. В нашем случае особенно важным будет, конечно, своего рода итоговое философское сочинение Будетлянина – “Доски судьбы”.
Примечания
(1) Первым серьезным отечественным научным исследованием, ставящим вопросы формирования танатологии как специфической отрасли науки, явилась диссертация А. В. Демичева [4]. В противоположность появлявшимся до этого работам научно-спекулятивного (напр., Вишев И. Проблема личного бессмертия. – Новосибирск, 1990) или популярно-энциклопедического характера (Лаврин А. П. 1001 смерть. – М., 1991; Рязанцев С. Танатология. Философия смерти. – СПб., 1994), она впервые предлагает стратегию подлинно исследовательского отношения к проблеме смерти, далекого от нездорового интереса или поверхностного внимания.
(2) См., к примеру: Кулик И. Тело и язык в текстах Тристана Тцара и Александра Введенского // Терентьевский сборник – 1998. – М., 1998; Ямпольский М. Беспамятство как исток. (Читая Хармса). - М., 1998 и др.
(3) Кроме “классических” велимироведческих работ, эта тема поднималась и в таких исследованиях, как Емельянов В. А. Проблема образа автора в рассказе В. Хлебникова “Николай” // Поэтический мир Велимира Хлебникова. Вып. 2. – Астрахань, 1992; Кравец В. Разговор о Хлебникове – Киев, 1998; Старкина С. В. Роль города в пьесе Хлебникова “Чертик” // Филологические записки, Воронеж, 1995, вып. 5.; Флакер А. Метаморфоза // Russian Literature. 1986. Vol. XX. № 1 и др.
(4) Кстати, о том же, только в применении к менее “радикальным” этическим и философским концепциям, писал и В. П. Григорьев [3 : 742-743]
(5) Мы здесь, конечно, за необходимостью огрубляем общую картину; естественно, что и церковные, и мирские сочинения вполне свободно обращались и к той, и к другой теме; речь идет о некой прерогативе в решении этих вопросов, о дискурсе эпохи (в понимании М. Фуко)
(6) Кроме того, см. главу “Смерть и будущее” в кн.: Левинас Э. Время и Другой. Гуманизм другого человека. – СПб., 1999. С. 71 – 73.
(7) Так, к примеру, в статье Х. Барана [1] при анализе тематических связей в поэзии В. Хлебникова и А. Пушкина автор обнаруживает огромное количество сходных мотивов, так или иначе касающихся категории Смерти, не придав, однако, этому концептуального значения; подобная ситуация – в работе [6] и др.
(8) Тот же Р. В. Дуганов, опровергая представления о преобладании эпического начала у Хлебникова, пишет о смешении жанров и о важности драматического начала в его творениях, предлагая обозначать “степень драматизации” в самых разных произведениях, иной раз даже и не имеющих никакого отношению к “чистому” жанру [5: 133 - 134].
Многие утверждают, что русская философия Эроса в XIX веке чрезвычайно бедна. Лишь Чернышевский в своей критической статье попытался отобразить философию любви (статья «Русский человек на rendez-vous»). Получается, что тема любви широко и глубоко раскрыта в литературе и ни капли не затронута в философии. И вот… Можно только удивляться, с какой нечеловеческой, дьявольской, энергией тема любви врывается в русскую литературу конца XIX- начала XX веков. О любви пишется везде: в философии и публицистике, в художественной критике и теологии… И как пишется… (Русский Эрос. L'amour a la russe // Добрая газета, от 13.04.2003).
Любовь для большинства женщин – тема первая, главная, всегда занимающая их ум и сердце. Зинаида Гиппиус в этом смысле не является исключением. Женская природа по своей сути эмоциональна, экспрессивна… Это штамп, применимый к характеристике женщины вообще. Но речь идет о Зинаиде Николаевне, которая кроме всего прочего была еще (а, может быть, прежде всего) философом. Для философа характерен взгляд со стороны: не только любить, но и размышлять над тем, что есть любовь. Тему любви у Зинаиды Гиппиус, на мой взгляд, можно рассматривать в контексте следующей схемы... читать дальше
Если вам интересна эта книга - рекомендуем обратить внимание:
Альми И. "Внутренний строй литературного произведения"
Серия "LiterraTerra" адресована преподавателям, студентам, учащимся, а также всем любителям русской литературы. В новую книгу серии включены статьи по обзору хлассической литературы с точки зрения внутреннего строя произведения.
Альми — мастер краткой историко-литературной штудии на, казалось бы, локальную тему за которой, однако, стоит целостность исследовательских интересов, острая избирательность исследовательского слуха. Так что очертившийся в итоге слитный образ русской литературы больше суммы
представленных слагаемых.
«Фасеточное» зрение автора, глядящего на свой предмет через дробные стеклышки отдельных мотивов, без протяженно-тусклого «советского» монографизма, делает чтение работ Альми легким и увлекательным занятием, несмотря на то что она не вдается в терминологические новации и не чурается привычного историко-филологического инструментария.
В сфере рассматриваемых авторов: Пушкин, Баратынский, Тютчев, Достоевский, Фет, Чехов и др. посмотреть и купить эту книгу
Гречишкин С., Лавров А. "Символисты вблизи" (Статьи, публикации)
Авторы, специалисты по истории русской литературы «Серебряного века» представляют работы, посвященные жизни и творчеству писателей-символистов - Валерия Брюсова, Андрея Белого, Александра Блока, а также статьи и публикации, вводящие в читательский обиход ныне малоизвестные имена, сыгравшие в свое время заметную роль в литературном процессе. Эти публикации основаны на архивных материалах и историко-литературных фактах, прежде не бывших предметом специального рассмотрения.
Из рецензий: Петербургское издательство «Скифия» выпустило сборник статей двух филологов, специалистов по «Серебряному веку» – Александра Лаврова и Сергея Гречишкина. Главные герои книги – Александр Блок, Валерий Брюсов и Андрей Белый. Помещены работы, ставшие научной классикой: Биографические источники романа Брюсова «Огненный ангел», «Волошин и Ремизов». Публикуются воспоминания Константина Эрберга, письма Блока к Дмитрию Философову, Зиновию Гржебину и другим... подробнее
Овечкин С. "Пролеткульт будущего"
В книге объединены статьи и лекции по русской литературе молодого филолога Сергея Овечкина (19.09.1969 - 24.06.2007), написанные и прочитанные в 2005-2007 годах, то есть в последние два года жизни.
Менее всего это "сборник работ", более - начало работы. При всей завершенности отдельных статей, они лишь часть незаконченного дела, и речь тут не только о филологии.
Тексты комментированы беседами автора с коллегами и единомышленниками, а также фрагментами из писем, имеющих отношение к теме.
Все иллюстрации авторские.
Книга адресована широкому кругу читателей-гуманитариев и пролетариев, а также студентам первых и прочих курсов и всем заинтересованным. подробнее
