Поэма целиком состоит из прямой речи: диалогов и монологов, «незаковыченный» авторский голос отсутствует. Действие разворачивается в ленинградской психиатрической больнице.
авторам, книги на сайте, книги издательства"СКИФИЯ"
Цена - 70 руб.
Иосиф Бродский
Горбунов и Горчаков
Издательство "Пушкинский Фонд"
Санкт-Петербург, 1999 г.
Мягкая обложка, 56 стр.
ISBN 5-85767-010-1
Формат 60х90 1/16
поэзия
Цена - 70 руб.
Горбунов и Горчаков — поэма Иосифа Бродского. Начата в 1965 и завершена в 1968. Поэма целиком состоит из прямой речи: диалогов и монологов, «незаковыченный» авторский голос отсутствует. Действие разворачивается в ленинградской психиатрической больнице.
Бродский дважды попадал на обследование в психиатрические больницы: несколько дней в больнице им. Кащенко в Москве в декабре 1963 и три недели в Ленинграде на Пряжке в феврале 1964 (куда был направлен судом на экспертизу). Воспоминания о пребывании во второй из этих «психушек» записаны в «Диалогах с Иосифом Бродским» Соломона Волкова:
ИБ: Ну, это был нормальный сумасшедший дом. Смешанные палаты, в которых держали и буйных, и не буйных. Поскольку и тех, и других подозревали…
СВ: В симуляции?
ИБ: Да, в симуляции. И в первую же мою ночь там человек в койке, стоявшей рядом с моей, покончил жизнь самоубийством. Вскрыл себе вены. Помню, как я проснулся в три часа ночи: кругом суматоха, беготня. И человек лежит в луже крови. Каким образом он достал бритву? Совершенно непонятно… ... читать дальше ...
Отрывок из поэмы
А. Белый • А. Ахматова • Б. Пастернак • Д. Хармс • Л. Толстой • А. Пушкин • Н. Клюев • М. Пришвин • Н. Олейников • З. Гиппиус • В. Брюсов • А. Чехов •
[PageBreak]
авторам, книги на сайте, книги издательства"СКИФИЯ"
Иосиф Бродский
Бродский дважды попадал на обследование в психиатрические больницы: несколько дней в больнице им. Кащенко в Москве в декабре 1963 и три недели в Ленинграде на Пряжке в феврале 1964 (куда был направлен судом на экспертизу). Воспоминания о пребывании во второй из этих «психушек» записаны в «Диалогах с Иосифом Бродским» Соломона Волкова:
'
ИБ: Ну, это был нормальный сумасшедший дом. Смешанные палаты, в которых держали и буйных, и не буйных. Поскольку и тех, и других подозревали…
СВ: В симуляции?
ИБ: Да, в симуляции. И в первую же мою ночь там человек в койке, стоявшей рядом с моей, покончил жизнь самоубийством. Вскрыл себе вены. Помню, как я проснулся в три часа ночи: кругом суматоха, беготня. И человек лежит в луже крови. Каким образом он достал бритву? Совершенно непонятно…
СВ: Ничего себе первое впечатление.
ИБ: Нет, первое впечатление было другое. И оно почти свело меня с ума, как только я туда вошел, в эту палату. Меня поразила организация пространства там. Я до сих пор не знаю, в чем было дело: то ли окна немножко меньше обычных, то ли потолки слишком низкие, то ли кровати слишком большие. А кровати там были такие железные, солдатские, очень старые, чуть ли не николаевского еще времени. В общем, налицо было колоссальное нарушение пропорций. Как будто вы попадаете в какую-то горницу XVI века, в какие-нибудь Поганкины палаты, а там стоит современная мебель.
СВ: Утки?
ИБ: Ну уток там как раз и не было. Но это нарушение пропорций совершенно сводило меня с ума. К тому же окна не открываются на прогулку не водят, на улицу выйти нельзя. Там всем давали свидания с родными, кроме меня.
СВ: Почему?
ИБ: Не знаю. Вероятно, считали меня самым злостным.
СВ: Я хорошо понимаю это ощущение полной изоляций. Но ведь и в тюрьме в одиночке было не слаще?
ИБ: В тюремной камере можно было вызвать надзирателя, если с вами приключался сердечный припадок или что-то в этом роде. Можно было позвонить — для этого существовала такая ручка, которую вы дергали. Беда заключалась в том, что если вы дергали эту ручку второй раз, то звонок уже не звонил. Но в психушке гораздо хуже, потому что вас там колют всяческой дурью и заталкивают в вас какие-то таблетки.
СВ: А уколы — это больно?
ИБ: Как правило, нет. За исключением тех случаев, когда вам вкалывают серу. Тогда даже движение мизинца причиняет невероятную физическую боль. Это делается для того, чтобы вас затормозить, остановить, чтобы вы абсолютно ничего не могли делать, не могли пошевелиться. Обычно серу колют буйным, когда они начинают метаться и скандалить. Но кроме того санитарки и медбратья таким образом просто развлекаются. Я помню, в этой психушке были молодые ребята с заскоками, попросту — дебилы. И санитарки начинали их дразнить. То есть заводили их, что называется, эротическим образом. И как только у этих ребят начинало вставать, сразу же появлялись медбратья и начинали их скручивать и колоть серой. Ну каждый развлекается как может. А там, в психушке, служить скучно, в конце концов.
СВ: Санитары сильно вас допекали?
ИБ: Ну представьте себе: вы лежите, читаете — ну там, я не знаю, Луи Буссенара — вдруг входят два медбрата, вынимают вас из станка, заворачивают в простынь и начинают топить в ванной. Потом они из ванной вас вынимают, но простыни не разворачивают. И эти простыни начинают ссыхаться на вас. Это называется «укрутка». Вообще было довольно противно. Довольно противно… Русский человек совершает жуткую ошибку, когда считает, что дурдом лучше, чем тюрьма.
По словам Льва Лосева, поэма, кроме всего прочего, имела для Бродского терапевтическое значение. Асбурдный суд, тяжелая личная драма, произошедшая как раз накануне, пребывание в сумасшедшем доме - все это, пришедшееся на очень небольшой отрезок времени, могло пошатнуть душевное здоровье Бродского и, прежде всего, заставить его самого воспринять безумие как реальную опасность. Таким образом, через конфликтующие, но несамодостаточные голоса поэмы Бродский пытается разрешить проблему внутренней раздвоенности. Состояние раздвоения личности в результате сильной душевной травмы, присутствует в стихах Реквиема Анны Ахматовой, которые Бродский хорошо знал:
Уже безумие крылом
Души накрыло половину,
И поит огненным вином
И манит в черную долину.
И поняла я, что ему
Должна я уступить победу,
Прислушиваясь к своему
Уже как бы чужому бреду.
В литературной биографии Иосифа Бродского Лев Лосев так трактует замысел поэмы. Герои поэмы олицетворяют два присущих человеку начала, которые можно сопоставить с двумя полушариями головного мозга. Горбунов соответствует левому полушарию, ответственному за речь и логическое мышление; Горчаков – правому, связанному с интуицией и воображением. Горбунову свойственно развитие сложных логических построений, философских параллелей, его сны – набор дискретных символов – лисичек, которые он сам уподобляет словам. В речи Горчакова чаще встречаются восклицательные знаки, его сны – яркие зрительные и слуховые образы. Горчакову необходим Горбунов именно потому, что он нуждается в его словах, в даре речи. (Лосев, однако, не объясняет моря, которое неожиданно замещает лисички в снах Горбунова, и в котором бодрствующий Горчаков пытается встретиться со спящим Горбуновым посредством обращения к нему, посредством слов: в каком-то смысле происходит обмен ролей, перемешивание полушарий).
Это чрезвычайно глубокое и правдоподобное объяснение, возможно, не до конца раскрывает библейскую новозаветную сторону поэмы. Горбунов неоднократно сравнивается с Христом, а Горчаков – с любящим его, но предающим Иудой.
А. Белый • А. Ахматова • Б. Пастернак • Д. Хармс • Л. Толстой • А. Пушкин • Н. Клюев • М. Пришвин • Н. Олейников • З. Гиппиус • В. Брюсов • А. Чехов •
[PageBreak]
авторам, книги на сайте, книги издательства"СКИФИЯ"
Иосиф Бродский
Горбунов и Горчаков
(отрывок из поэмы)
III. Горбунов в ночи
"Больница. Ночь. Враждебная среда...
Все это не трагедия... К тому же
и приговоры Страшного Суда
тем легче для души моей, чем хуже
ей было во плоти моей... Всегда,
когда мне скверно, думаю, что ту же
боль вынесу вторично без труда.
Так мальчика прослеживают в муже...
Лисички занесли меня сюда.
А то, что с ними связано, снаружи.
Они теперь мне снятся. А жена
не снится мне. И правильно. Где тонко,
там рвется. Эта мысль не лишена...
Я сделал ей намернно ребенка.
Я думал, что останется она.
Хоть это -- психология подонка.
Но, видимо, добрался я до дна.
Не знаю, как душа, а перепонка
цела. Я слышу шелест полотна.
Поет в зубах Бабанова гребенка...
Я голос чей-то слышу в тишине.
Но в нем с галлюцинациями слуха
нет общего: давление на дне --
давление безвредное для уха.
И голос тот противоречит мне.
Уверенно, настойчиво и глухо.
Кому принадлежит он? Не жене.
Не ангелам. Поскольку царство духа
безмолвствует с женою наравне.
Жаль, нет со мною старого треуха!
Больничная аллея. Ночь. Сугроб.
Гудит ольха, со звездами сражаясь.
Из-за угла в еврейский телескоп
глядит медбрат, в жида преображаясь.
Сужается постель моя, как гроб.
Хрусталик с ней сражается, сужаясь.
И кровь шумит, как клюквенный сироп.
И щиколотки стынут, обнажаясь.
И делится мой разум, как микроб,
в молчаньи безгранично размножаясь!
Нас было двое. То есть к алтарю...
Она ушла. Задетый за живое,
теперь я вечно с кем-то говорю.
Да, было двое. И осталось двое!
Февраль идет на смену январю.
Вот так, напоминая о конвое,
алтарь, благодаря календарю,
препятствует молчанью, каковое
я тем уничтожаю, что творю
в себе второе поле силовое.
Она ушла. Я одержим собой.
Собой? А не позвать ли Горчакова?
Эй, Горчаков!.. Да нет, уже отбой.
Да так ли это, впрочем, бестолково,
когда одни уста наперебой
поют двоих в отсутствии алькова?
Я сам слежу за собственной губой.
Их пополам притягивает слово.
Я -- круг в сеченьи. Стало быть, любой
из нас двоих -- магнитная подкова.
Ночь. Губы на два голоса поют.
Ты думаешь, не много ли мне чести?
Но в этом есть особенный уют:
пускай противоречие, но вместе.
Они почти семейство создают
в молчаньи. А тем более -- в присесте.
Возлюбленному верхняя приют.
А нижняя относится к невесте.
Но то, что на два делится, то тут
разделится, бесспорно, и на двести.
А все, что увеличилось вдвойне,
приемлемо и больше не ничтожно.
Проблему одиночества вполне
решить за счет раздвоенности можно.
Отчаянье раскачивает мне,
как доску, душу надвое, как нож, но
не я с ним остаюсь наедине.
А если двоедушие безбожно,
то не дрова нуждаются в огне,
а греет то, что противоположно.
Ты, Боже, если властен сразу двум,
двум голосам внимать, притом бегущим
из уст одних, и видеть в них не шум,
а вид борьбы минувшего с грядущим,
восхить к Себе мой кашляющий ум,
микробы расселив его по кущам,
и сумму дней и судорожных дум
Ты раздели им жестом всемогущим.
А мне оставь, как разность этих сумм,
победу над молчаньем и удушьем.
А ежели мне впрямь необходим
здесь слушатель, то, Господи, не мешкай:
пошли мне небожителя. Над ним
ни болью не возвышусь, ни усмешкой,
поскольку он для них неуязвим.
По мне, коль оборачиваться решкой,
то пусть не Горчаков, а херувим
возносится над грязною ночлежкой
и кружит над рыданьями и слежкой
прямым благословением Твоим".
А. Белый • А. Ахматова • Б. Пастернак • Д. Хармс • Л. Толстой • А. Пушкин • Н. Клюев • М. Пришвин • Н. Олейников • З. Гиппиус • В. Брюсов • А. Чехов •
|