Эта книга недетский разговор про историю нашей страны. Через маленькие трагедии и радости обычных людей. Через вещи, забытые на пыльных антресолях.
Каждая страница - это целая эпоха, со своими маленькими радостям и печалями, и главным персонажем этой книги является время.
Книга - потрясающий своей искренностью роман о любви, с Г. Нейгаузом и Б. Пастернаком, разворачивающаяся на фоне революции и двух мировых войн. Уникальная атмосфера, общение с О. Мандельштамом, А. Ахматовой и др. Для широкого круга любителей литературы.
Михаил Золотоносов
Жена двух господ. От великого пианиста она ушла к великому поэту и написала об этом книгу.
Конечно, стихи Бориса Пастернака настолько хороши сами по себе, что их можно читать, наслаждаясь звучанием и не расшифровывая метафоры. Но для утонченных знатоков есть еще два вида удовольствий: помимо игры с дешифровкой, угадывание реального плана - кому посвящено, кого в этот момент любил, кто "красавица", рвущаяся на рифмы.
Отсюда то особое значение, которое имеют женщины, внесенные Пастернаком в историю
русской поэзии. Вокруг каждой из них клубится целая россыпь историй, и интереснее всего понять, как в ходе своего развития поэтическая система Пастернака нуждалась в смене "центрального женского образа" и периодически его меняла. В этом была своя
неумолимость естественного процесса, с какой Пастернак, чуткий, нежный и поэтичный, крушил любые препятствия и не обращал внимания ни на что.
С этой точки зрения книга второй жены, Зинаиды Николаевны Пастернак "Воспоминания" (М., "Классика XXI"), едина в трех лицах. Это ее собственный роман о любви, центральным событием которого является уход от великого пианиста Генриха Нейгауза (который был ее мужем с 1919 по 1931 год) к великому поэту Борису Пастернаку, который ее мужем официально стал 21 августа 1933 года. Собственно говоря, она не скрывает, что светит отраженным светом, а светила - Генрих и Борис. Роман получился разветвленным: тут и измена Генриха, первая любовь которого (а потом вторая жена), Милица Бородкина, родила ему дочку в 1923 году; и многолетняя болезнь и смерть старшего сына Адика от туберкулеза, воспринятая как Божье наказание за уход от Генриха, и счастье с Борисом, по русской традиции понимаемое как "незаконное", "греховное". И даже довольно подробное описание любовной связи с двоюродным братом Николаем Милитинским, человеком много старше ее, которая, с одной стороны, напоминает о сюжете "Легкого дыхания", а с другой - была использована впоследствии Пастернаком в "Докторе Живаго". Основным же фоном стала тяжелейшая в бытовом отношении советская действительность, преодоление которой и есть жизнь.
"Воспоминания" - классическая книга жены писателя, посвященная перечислению недостатков соперниц и собственных достоинств и заслуг, т.е., в конечном счете, доказательствам того, что именно она была самой заботливой и полезной. С этим всегда связано ревнивое указание на литературные произведения, которые посвящены ей, навеяны ею, а также на те образы, прототипом которых она явилась. С кого списана Лара - с нее или с Ивинской - Зинаиду волнует сильно, и ответ Пастернака о
синтетическом характере образа ее злит спустя три года после его смерти.
Наконец, воспоминания позволяют, что называется, "в лицах" понять смысл превращения, которое поэтическая система Пастернака переживает в конце 1920-х - начале 1930-х годов, что выразилось, прежде всего, в книге 1930-1931 гг. "Второе рождение" (которая, как написала Зинаида, окончательно отделила ее от Нейгауза).
Эта книга и эта женщина действительно близки. Женщина - комментарий к творчеству великого поэта, и этим ее жизнь интересна истории культуры. Воспоминания были написаны в 1962-1963 гг., впервые опубликованы в 1993 году. Первое издание пришлось на то время, когда новые тексты лились потоком, и оценить их значение было некогда. Книга мелькнула и исчезла, не будучи осмысленной. Спустя десять лет появилась возможность задуматься о стратегии и литературного, и жизненного поведения Пастернака, а в этом контексте - о "стилистике второй жены".
Исходя из стиля воспоминаний Зинаиды Николаевны, уход Пастернака от первой жены,
Евгении Владимировны Лурье, к новой, "отбитой" у Нейгауза, можно понять как итог стремления к ПРОСТОТЕ.
Конечно, проще всего все объяснить тем, что Евгению он разлюбил, а Зинаиду полюбил. На самом деле все сложнее. Кажется, в какой-то момент Пастернак осознал, что нуждается в полном отсутствии того, что в Евгении Лурье он ощущал как властность. Зинаида Николаевна, вспоминая одну из первых встреч с Пастернаком,
описала такой эпизод. Генрих играл, потом Пастернак читал стихи. "Я всегда была прямым и откровенным человеком, и когда он спросил, нравятся ли мне его стихи, я ответила, что на слух я не очень поняла, мне надо прочитать их дома глазами. Он засмеялся и сказал, что готов писать проще".
За этим, казалось бы, случайным диалогом стоит совпадение собственной тяги к "простоте" (впрочем, весьма специфической) со стилем Зинаиды, с ее установкой на правдивость и простоту. "Любить иных - тяжелый крест, / А ты прекрасна без извилин..." - знаменитые своей двусмысленностью строки описывают вторую жену в сопоставлении с первой. Иными словами, "еврейская сложность" Евгении Лурье
сменяется "русской простотой" Зинаиды: русская красавица домовитее, заботливее, спокойнее, "почвеннее". Эти качества соответствуют поэтике времени, концу "революции" и возрождению бытового комфорта в период "термидора"; соответствуют и
растущему самосознанию Пастернака как РУССКОГО поэта. Наконец, Евгения - художница, у нее свое творчество, и это Пастернаку, видимо, тоже не по душе, ему нужно полное растворение в его интересах. Нужна преданная, восторженная и нерассуждающая поклонница: "Твой смысл, как воздух, бескорыстен". Книга мемуаров Зинаиды Николаевны полностью подтверждает ощущение Пастернака, выраженное во "Втором рождении". Она действительно без сложностей, без "извилин", с ней легко, просто, ясно.
Зинаида - "душечка", типаж, который описал Чехов. "Душечку" Борис Леонидович и захотел. Зинаида растворяется в муже, не боится любой работы, подробно ее описывает, что стало сквозным мотивом книги. Примечательно, что, коснувшись подлого поведения Федина в связи с Нобелевской премией, Зинаида не преминула
напомнить, что спасла внучку Федина и его самого, когда загорелась фединская дача: вбежать в горящую избу - дело для нее обычное. Наверняка Пастернак чувствовал себя
рядом с ней относительно защищенным.
Что касается простоты, то Зинаида Николаевна не случайно все время подчеркивала это свойство и у Пастернака: в период "жениховства" он собирал вместе с ней
хворост и учил, что "поэтическая натура должна любить повседневный быт". Она словно упрощала его и "русифицировала"; очевидно, это ему и было нужно.
Конечно, примитивно было бы отождествлять относительную (для Пастернака) простоту стихов из "Второго рождения" (например, "Второй баллады", 1930 года, посвященной З.Н. Нейгауз) с простотой рассуждений Зинаиды Николаевны и ее мемуаров в целом (демонстративно не дающих представления о внутренней жизни поэта, его философской эволюции и т.п.), но определенная общность видна. Особо примечательны в этом отношении рассуждения Зинаиды Николаевны о том, что не нужно "подкапываться" под строчки Пастернака и искать "подспудный смысл, с моей точки зрения, мифический".
Не менее любопытна ее конформистская трактовка стихотворения "Нобелевская премия":
"зверь в загоне", серьезно пишет Зинаида Николаевна, надо понимать в буквальном смысле, потому что после присуждения премии вокруг дачи Пастернака стояло много машин "органов", и Зинаида пускала его гулять только по участку. Вот он и написал потом: "попал, как зверь в загоне..."
Мемуары завершены 5 февраля 1963 года. Зинаида Николаевна готова взять на себя вину за крамольные стихи, за антисоветский "загон" и по-прежнему защищать, защищать Бориса и после его смерти - от авантюристки Ивинской, которая доведет до инфаркта, от "магдалин" из Музея Скрябина во главе с Катей Крашенинниковой, от враждебного мира царствующей пошлости...
Русский мыслитель Николай Федорович Федоров (1828-1903) явился, как известно, создателем уникальной в своем роде "философии общего дела". Его универсальное утопическое учение ставило целью преодоление социального и духовного неравенства, враждебного разобщения ("небратства") отдельных людей и целых наций, создание единого гармонического всемирного союза, призванного осуществить "сознательную и могущественную регуляцию" сил земной природы и космоса, а в итоге и в идеале - "победу над смертью", всеобщее спасение и воскрешение всех умерших поколений. При жизни Федорова как мыслителя знали в сравнительно узком кругу, хотя общаться с ним приходилось многим: в течение нескольких десятилетий он служил заведующим каталожным отделением библиотеки Румянцевского музея в Москве. Однако еще при жизни Федорова его идеями интересовались Достоевский, Л. Толстой и Вл. Соловьев, оценивавшие отдельные стороны федоровского учения чрезвычайно высоко. Так, Достоевский отмечал, что "совершенно согласен с этими мыслями"
Толстой, познакомившийся с Федоровым и его планами "общего дела" всего человечества, признавался Фету: "Я горжусь, что живу в одно время с подобным человеком". Эти отзывы стали известны вскоре после кончины философа и оказали большое стимулирующее воздействие на восприятие его идей современниками. Из них, безусловно, всех значительнее были для Андрея Белого слова Соловьева из его письма к Федорову: "Ваш "проект" есть первое движение вперед человеческого духа по пути Христову. Я с своей стороны могу только признать Вас своим учителем и отцом духовным"... подробнее
<...> Зинаида Николаевна принялась за мемуары в 1962 году, через два года после смерти Бориса Леонидовича и за четыре года до собственной кончины. То был для нее очередной бедственный период: после обеспеченной жизни дамы высшего света она оказалась одна, в больнице, да еще и без средств к существованию. В ожидании пенсии приходилось уповать на милость Хрущева. То ли по причине этих обстоятельств, то ли по природному темпераменту слог ее воспоминаний строг, скуп и лаконичен. Порой прямолинеен и резок. Сдержанность и прямолинейность, впрочем, были у Зинаиды Николаевны в крови. Именно эти черты ее характера в свое время дали повод близким упрекнуть ее в жестокости. <...> читать дальше
<...> Все, что происходит с князем на протяжении этих “смотрин”, — неуместное одушевление, страстная проповедь, и разбитая ваза, и настигнувший его припадок эпилепсии, — должно свестись к единому выводу: “жених он невозможный”. Но, как ни странно, вывод этот почти не отражается на бытовом положении Мышкина. Решившаяся, было, на него Лизавета Прокофьевна вдруг оспаривает самое себя: “Я бы тех всех вчерашних прогнала, — заявляет она Аглае, — а его оставила, вот он какой человек...” (8; 460). Сцена вечера затрагивает по отношению к князю нечто несравненно более важное, чем реноме жениха, — меняется надбытовой статус героя. Перед гостями Епанчиных Мышкин впервые выступает в роли проповедника. Смысл его проповеди, как уже не раз отмечалось в достоеведении, близок идеологическому комплексу Достоевского — автора “Дневника писателя”. В этом своем качестве речь Мышкина о католичестве и православии неоднократно привлекала внимание исследователей. Так, Г. Померанц считает, что сам факт ее присутствия в романе нарушает внутреннюю гармонию образа “князя Христа”. “Мышкин, — пишет исследователь, — не может проповедовать, как Достоевский, с пеной у рта, что католицизм — это атеизм”. Не оспариваю этого психологически точного замечания. Но думаю, что в композиционном плане эпизод не воспринятой слушателями исступленной речи героя в высшей степени необходим и оправдан... <...> подробнее
_______________________
Просмотреть и купить все книги серии "LiterraTerra" со значительной скидкой подробнее ...
________________________________________
Если вам интересна эта книга - рекомендуем обратить внимание:
Оля Хохлова "Книжка с картинками для детей и поэтов"
Почему эта книга для поэтов - надеюсь, понятно без объяснений. в наше время поэзией интересуются исключительно поэты. так что, если вы все же держите эту книгу в руках - значит, вы, вероятно, поэт. по крайней мере, в душе.
Я бы хотела объяснить - почему эта книга еще и для детей. все просто ... ...
... Нам не позволяется просто понаблюдать, нас заставляют пережить. Мы проходим по четырехмерному маршруту и, вопреки законам реальности, но подчиняясь логике стиха, совершаем полный круг. Как добросовестный гид, Оля Хохлова доставляет нас обратно в целости, но пережитое приключение души зовет нас вновь и вновь повторить путешествие...
... ... я хотела бы, чтобы вы пришли на похороны | и увидели мое некрасивое тело | тело, которое вы целовали и - как вам когда-то казалось - любили |
рот веки нос | то, что всегда так пугает - в покойниках | чтобы вы подошли и не сумели заставить себя прикоснуться | вглядывались и не могли понять - что это?? | думали с неприязнью - никогда не узнал бы | если бы не знал, что.. |
я бы хотела | чтобы развеялись ваши иллюзии | вы всегда убеждали меня, что это и есть - я | так вот, дорогие мои, наконец-то | я сумела наглядно продемонстрировать | это - не я. |
обломитесь узнать подробности и купить эту книгу
Мамо Капор "Сараевская трилогия: Хроника потерянного города" Впервые на русском языке три романа "сараевской серии" признанного классика сербской литературы Момо Капоры, писателя,
чье имя стоит в одном ряду с именами Б. Чосича и М. Павича...
В книге объединены три романа «сараевской серии» (Хранитель адреса, Последний рейс на Сараево, Хроника потерянного города) признанного классика сербской литературы Момо Капоры. Они были написаны за время военных действия в Боснии, Герцеговине и Краине, где автор был военным корреспондентом, и состоят из причудливым образом переплетеных войны и мира, юмора и слез, любви и ненависти...
«Линия огня — это линия жизни и смерти. Находясь на ней, человек получает самый важный урок в своей жизни — как справиться со страхом смерти. Как-то я проходил мимо танка, на котором было написано: СМЕРТЬ НЕ БОЛИТ!.
Говорят, что за мгновение перед смертью за одну единственную секунду в уме человека проносится вся его жизнь. Это идеальный роман, который каждый держит у себя в уме, но никто не может написать. На линии огня люди молчат, а слова редки и дороги. Не бойся свиста пули, не услышишь той, которая попадет в тебя…» узнать подробности и купить эту книгу
На этой странице: поэты серебрянного века, пастернак анализ, пастернак биография, любовь пастернака, творчество пастернака, борис пастернак биография, пастернак борис леонидович, пастернак определение поэзии
Если не получается сделать заказ. Не отчаивайтесь - просто напишите письмо на info@piterbooks.ru или позвоните нам по телефону: +7(952) 23-000-23
Так же Вы можете бесплатно послать нам запрос - мы перезвоним
КОГДА МНЕ ДОСТАВЯТ КНИГУ?
Скачать электронную версию книги:
Версия для печати 
Приходите в наш книжный интернет-магазин:
книги по истории Шумера,